Он летел вниз, и понимал, что задержаться нигде не сможет. Вокруг одна пустота. И его судьба — расплескаться кровавой пеной на блестящем внизу белом склоне. Если бы склон был мягким: но эта белизна обманчива. И пусть в ней нет холодной прозрачности льда, она обладает такой же, если не большей, твердостью.

А ведь совсем недавно он катался на лыжах, ощущал себя незыблемой частью единого целого: и вот летит, оторвавшись от казавшейся монолитной массы, или будучи отброшенным ею.

Впрочем, какое это теперь имеет значение? Если кто-то его увидит — нет, не сейчас, потом, сейчас его увидеть почти невозможно — сможет ли этот "кто-то" оценить трагическую красоту этого сочетания цветов — красного на белом?

Он упал и медленно стек по блестящему белому склону, как и предполагал, пузырящейся красной пеной — маленький плевок из больного зуба на свежевымытой поверхности унитаза.

Короткое журчание струящейся воды, словно рев горного потока — и белый склон вновь засверкал первозданной чистотой сантехнического изделия.