Сегодня в воздухе есть что-то необычное. Он кажется мне одновременно вязким и твердым, и прозрачным, как оконное стекло. Сумерки подкараулили меня там, где подмерзшее болотце встречается со скошенным перелеском, они напали стремительно и внезапно, и я бежала от них, хлестаемая острыми злыми снежинками. Ветер звал меня вперед, перебежать быстренько через дорогу, пока никто не увидел и не поднял шум. За дорогой темнели старые постройки. Я там была, и не однажды. Но это было тысячу лет назад. Когда-то там можно было неплохо поживиться. А было это в те годы, когда леса были большими, как целый мир, и зелеными, а все мы — молодыми, сильными и здоровыми.

В большом доме жила старая женщина с маленьким мальчиком. Мы видели их несколько раз, и каждый раз женщина то доила, то мыла корову, а мальчик кормил цыплят размоченными пшеничными зернами. В маленьких домах обитали разные животные, некоторые съедобные, а иные — и вовсе бесполезные и такие уродливые, что было удивительно, почему их кормят, а не прогоняют прочь. Вокруг маленьких домов росли густые и очень колючие кусты с мелкими черными ягодами. Мальчик часто питался ими — он ходил вокруг куста кругами, что-то тихо бормоча, словно плетя заговор, потом останавливался, протягивал вперед худую коричневую ручку и, минуя колючие шипы, срывал ягоду.

В один прекрасный тихий вечер мне захотелось подойти поближе, чтобы расслышать слова, падавшие с маленьких губ в шуршащую глубину листьев, и я подбежала к нему и спряталась за огромной замшелой кадушкой. В кадушке плескалась вода, а еще в ней почти наверняка жила лягушка, а может, и две. Я выглянула из-за нее — мальчик стоял ко мне спиной и что-то по-прежнему неразборчиво шептал, потом он повернулся и стал обходить куст слева. Я выскочила из-за кадушки и пошла ему навстречу.

— Волк-волк, не кусай меня, я ягодку сорву, не кусай меня, я одну возьму, я одну возьму, крыжовничек, — вот что он говорил.

Я удивилась — с чего бы это мне его кусать? Он, наконец вышел из-за куста и наши взгляды встретились.

— Волк-волк, не кусаааааааааааааа... — он внезапно запнулся, смотрел на меня, открыв рот. Потом его нижняя губа завернулась и с нее тягучей струйкой свесилась слюна. Он стал дышать часто-часто, а глаза его превратились в две маленькие щелочки. Я оглядела его — да, вблизи он выглядел совершенно больным. Штанов на нем не было, была только длинная драная рубаха, прикрывавшая израненные коленки. В широком вороте болталась тонкая шея, вся в цветных пятнах.

Лицо и руки тоже были в пятнах.

Я думала, он убежит, но мальчик продолжал стоять на месте. Маленькие пальцы давили черную ягоду, из нее что-то капало, что-то красное, как кровь. Сначала я хотела поиграть, шагнула еще ближе, но от мальчика пахло чем-то съедобным, и я почему-то смутилась. А потом он вдруг закричал — так внезапно, что я вздрогнула и отпрыгнула назад, за кадушку. Этот крик странным образом переплелся со звуками, доносившимися из маленьких домов, он смешался с блеяньем новорожденных ягнят, а запах мальчика смешался с их запахом.

Совершенно запутавшись и потеряв голову, я кинулась прочь, а голос преследовал меня до самого леса, и не давал остановиться.

Странно, что я вспомнила об этом сегодня. Да видно, тоска совсем одолела меня. Много дней бежала я по вымершим лесам, мои ноги изранены, я голодна, я давно не видела живой души. Может, поэтому вспомнился мне этот мальчик, может, поэтому захотелось мне вновь услышать этот запах и этот крик... Колючие кусты за время моего отсутствия буйно разрослись, однако поздняя осень не оставляла мне никаких шансов увидеть листья и ягоды. Но я настолько устала, что решила укрыться под ними от пронизывающего ветра и снега. Я легла на припорошенную траву почти у самой стены, и большие коричневые тучи у меня над головой вдруг рассеялись, и высыпали звезды. Ветер стих и улегся рядом со мной, свернулся клубочком у меня под боком, и смотрел мне прямо в глаза, словно ожидая чего-то. И в нем отражались звезды, все до одной. Я стала их считать, а они почему-то начали краснеть — сначала одна, потом еще две, за ними и все остальные. А потом они полетели вниз, как снег, оседая на траве, на кадушке, покрытой коркой льда, и на ветвях надо мной.

Моя тоска переплеталась с радостью, и я медленно-медленно засыпала, опутанная этой странной сетью. Большие деревья по ту сторону дороги что-то шептали мне на сон грядущий, но для меня этот шепот был уже отголоском сна, в котором я заворожено вторила другому шепоту и наслаждалась словами. Волк-волк, не кусай меня, я ягодку сорву...