ночь

сыпется в форточку

из конуса улицы.

черные черточки

на корточках

сигареты светятся

звездочками перегоревшими.

раздвигают и так амплитуду резцы

одеревеневших всех нас,

заявляющих неумело преимущество брасса,

за спину бросающего горстями

часы на запястьях,

равно как и прочие компасы

с двумя-тремя стрелками.

на ключах от иконостаса

болтаются клочки пространства брелками.

присутствует на них кпопка "лок"

только. не так уж и плох пророк

любой. умен не слишком,

вышивкой крестиком владеет хорошо.

хорошо черным вышивать

и кресты косые

хорошо колбасой докторской

перебивать чудный запах паха с мозгом

и воском

от свечи

заливать ключи те.

включите

уже радио с белым глянцевым шумом

это не шутки. это максимум

и предельность строк.

в том смысле, что разделив род

на виды, теряем мы на себя их и

себя в числе том. а что стихи

эти пусты и коротки к несчастью

так это, клянусь частью,

чтоб издалека их не разглядеть,

как и стены, на которые я смотреть

люблю очень.

впрочем,

чем ближе к концу, тем оба хуже.

я цеплялся за скользкие звезды, прохаживаясь по ржавой крыше.

увлеченных словами с влечением путая,

стал я выше, чем крыши, стал, чем звезды укутаны,

колокольчики-лампочки в окнах для меня стали слышать.

я не склонен теперь двойную цену платить за мокрый гравий,

что блестит в мокрых ладонях красным, если сжать изо всех сил,

да и руки отрезал и сжег в том священном окне, что огонь может плавить,

что стоит на холмах, где построен был Рим и Непал, и прощения просил

у себя только. только про мятые пачки сигарет покрывающих.

приветствую тебя, о мания шизофрении.

прощаю тебя, тоска писем разжеванных мною, напоминающих в отдалении.

разбиваю тебя, бутылка, разученная по нотам в сотнях тысяч нии.

проклинаю тебя, ничтожная измученная строка. прокляни и

меня. и всех нас.

просите меня, о том не вольны

о том, что не больны

вы хотя бы все, что пыль

забивает вам дыхательные ходы

и норы, что погоды

предсказаны давно,

что написано мною,

что в новую

лягу я и что обнимать вечно обречен буду.

здесь стою

и голос мой глуше, чем людвиг ван

и не слышит его,

и

протекает

кран

в ванной.