Мелкие камешки неприятно задевали зубы, в голове свистел марш австрийских летчиков, падали звезды. Карл XII шел по мелколесью, было за полночь. Третья часть его армии, лучшие солдаты, "королевские волки" не увидит сегодня рассвета. Партизаны...

Запинаясь о корни, вытянув руки вперед, король искал Большую дорогу, где, по рассказам венгерских крестьян, можно купить штатскую одежду, паспорт и еду. А если повезет, наткнуться на Хранителя Корня Мудрости. ("На эва врядо ль... Уж 23 году о ём ни слушиху..." — Мик Берошей, кузнец.) Вчера, лежа на остывающем вечернем песке, Карл XII перебирал в памяти последние события. Полковник Шмайльц (а всё началось с него) за вечерней трапезой, склоняясь над походным котелком с пшенной кашей, заявил, что в полку завелись (именно завелись, как мыши) "искатели лучшей смерти", так он называл дезертиров через самокалечение. В желтых крупицах незатейливой солдатской снеди ему привиделись мелкие камешки "солт-пойсона", фермерской присыпки от стеблевых клещей, съев которые человек умирал через три часа в мучительной кровяной рвоте. В доказательство он скормил кашу полковому драатхаару, спустя два часа пристрелив его, распластанного в судорогах. Шокированный полководец казнил в тот вечер 48 подозреваемых и выбрал из своего окружения наиболее преданного — офицера Зигмунда Хенца — чтоб тот дегустировал пищу. Через несколько дней рядовой Нихт набрал полный рот пороху и сунул туда горящую палку. В его вещмешке обнаружили потом стопку убористо исписанных листков дешевой желтой бумаги, в которых он подробно, но весьма запутанно выражал своё недоверие боевой политике короля, назвав его "ружейной крысой". Карл сам лично выбил подставку из-под ног пятерых приговоренных, состоявших в дружеских отношениях с рядовым Нихтом. Наконец, 53 солдата были расстреляны за групповое изнасилование их сослуживца, Фейерхельда. По ночам он воровал съестное из личных солдатских запасов, за чем и был схвачен и приговорен к наказанию "лишением мужества".

Вчерашний день патриарх вспоминать не хотел. Его мать, гэльская принцесса Ая Скиметлин, шепнула ему на ухо: "Бойся дней, когда дня не видишь, а только тьму". Как предсказание держал Карл в памяти ночной родительский бред. Глаза его, до сих пор хранящие минувший мрак, безумно таращились на спокойствие, окружавшее его.

Укрывшись плащ-палаткой, некогда великий человек грел руки теплом собственных испражнений.

Дорога предстала ему истерзанной тысячами копыт и ступней колеёй; на обочинах грелись останки недошедших. Карл XII встал на колени.

Всадник, проезжающий мимо, ткнул палкой. Нетрезвый смех донесся до короля. "Недобитый шатун!" — прилетело в него. Удаляющийся лошадиный зад напомнил о доме. Свергнутый плакал.

Я скитался годами,

Я считался изгоем.

Голубыми кострами

Затрепещет неволя... — строки сами рождались в голове императора. Поэзии в отрочестве обучал его придворный стихоплёт Гейне. Они часами бродили по поросшим шиповником берегам озера, описывая звуки и объекты, проходящие сквозь них. Сидя в тени буковой рощи, мастер слога признался ему в любви и продемонстрировал гениталии. Мальчик Карл предпринял попытку самоубийства. Его нашли на конюшне, где инфант злил жеребца и ложился под его копыта. Удар пришелся на правый глаз; три месяца король пролежал в кромешной тьме питаясь жидким. Гейне убили на плахе.

В темноте Карлу XII стал мерещиться его прадед с ручным сурком. Старик широкими шагами бежал по болоту, держа животное над головой. Сурок вопил, а хозяин ласково его успокаивал, приговаривая: "Всё, собаченька, всё, милая..." Король замахал руками и громко произнес молитву старцу Фердинанду.

На следующее утро Карл набрел на трактир, где обнаружил остатки своего войска в количестве восьми офицеров. Те, распластанные в объятиях дешевых женщин, мочились на изображение Карла XII.

Карл увидел в этом своё освобождение, снял с себя погоны, принародно отпорол лампасы, переоделся в штатское, выучил русский язык и до конца жизни смешивал бы краски в мастерской художника Репина, если бы не случай.

Прогуливаясь по дубовой роще, обрусевший швед Кырля Дюжинный, набрел на девушку, державшую в руках большое овальное зеркало в резной медной оправе. Девушка была слепа, от ее волос и бровей шел изысканный аромат. Ушные мочки оттянуты увесистыми бронзовыми подвесками в виде лилии. Прозрачная ткань почти не прикрывала девичьих линий. Ученик художника подошел и прикоснулся к лесному божеству. Зеркало выпало из ее рук, бывший император потерял сознание.

Лететь было несложно.