Кряжистый кулак метко плюснул спелый нос и тот, сморкнув густым соком, забрызгал чьё-то сразу сожмурившееся лицо. Щедро одаривая порой чем-то чавкающими, чмокающими шлепками или напротив, жёсткими хлопками верных ударов уже размякшие уши, неприспособленные губы, бугристые желваки и косяки надбровных дуг, приветливые лбы, упругие шеи, плечи, отзывчивые животы и притягательные, в большинстве своём ещё голые, подбородки, кулак ярился в ночной драконьей пляске, здорово вкладывая чьи-то резкие выдохи в чьи-то протяжные вдохи.

Уперевшись окладом сивой бороды в корявые кисти своих больших жилистых рук, венчающих кручёный древесным волокном, такой же корявый чёрный посох, дедушка стоял поодаль, с довольным прищуром наблюдая за потасовкой, тяжёлое дыхание которой всё сильнее раздувало опасный огонёк в тлеющих угольях его пещерно чёрных глаз. А у кустов, в сторонке, заражённые псы в клочья трепали друг другу шкуры, и сивая борода зашевелилась тихим шепотком.

Светлая луной ночь постаралась и сделала так, что суетливое пыхтящее топтанье драки не нарушало её естественный уклад, подсвистывая иногда какой-нибудь ночной пичужкой или гулко подухивая из глубокой древесной дрёмы, зашелёстывая временами потужное сопенье и звучные охи порывистым бродячим ветерком. Закручивая над собой воронку звёздного неба, обмякшее тело валилось в подмятую траву, некстати подбивая чей-то широкий шаг и, в быстрой смене партнёров, ноги предусмотрительно уплясывали подальше на целину, утаптывая всё новую луговую флору. Дедушка прерывал себя тогда коротким свистом, а потом снова его знающие губы продолжали бормотить живую бороду. Старый босоркун наговаривал драку и, тихо посвистывая, укладывал тех, кого сбивали с ног тяжёлые в своей железной судорожной ковке кряжистые племенные кулаки.

Орошая солёным спелым соком изредка засеянную осколками крепкой белой кукурузы луговую плешь, ночная драка разгоралась, дразнясь пещерным огоньком угольно-чёрных глаз и укрепляя свои уставшие плечи ведомым бормотаньем сивой бороды. Бились не зло и умело, только кулаками, чьи весьма обильные дары доставались буйным, замороченным кудрявым шепотком головушкам и оттого думать полагалось животами, потому как живот в таких делах всегда оказывался на головном месте. Небольшой численный перевес, однако, никак не нарушал правильного соотношения сил, и дедушке пришлось уговорить спешащую подмогу. Три свежих удальца шарахнулись куда-то в сторону от оскаленных псов, проскакав мимоходом в ошибочно верном направлении. Ничего, пусть побегают. Дедушке хотелось вволю насладиться той пьянящей силой, которую так щедро расплёскивали из этой взбаламученной бездонной чаши жизни молодые крепкие тела.

Тихим свистом закручивались короткие воронки звёздного неба, и травка вытаптывалась уже возле плетёной изгороди, за которой, опираясь на свой корявый посох, стоял сивобородый старый дракодлак. Собаки ещё грызлись у кустов, а его шепоток стал уже понемногу блудить в густой бороде и, почёсывая налитые новой жилистой силой свои большие руки, он отошёл на шаг от толстой изгороди. Только разом притихшие псы, поджав куцые хвосты, могли видеть, как, трижды перебросив из своей десной руки в шуицу кручёный чёрный посох, дедушка, толкнувшись одним шагом, кувыркнулся через косую плетень и, обернувшись длинной тенью, раскинувшей широкое крыло, закрыл луну и спрятал всё во мрак. Заметно было лишь, как грозно полыхнул пещерно чёрный глаз и хлёсткий хвостовой удар горячо оттянул зажавшую острый кусок стали, не научившуюся побеждать руку.

Дракон покинул эту драку и в бледном свете вновь показавшейся луны, тяжело дыша, молодцы улыбались друг другу щербатыми ртами, утирая свои опухшие рожи. Да, добро позабавили дедушку.