Однажды в одной малоизвестной китайской Провинции Бай Шу, сразу после культурной революции, открылся Китайский Крестьянско-рабочий Открытый Театр имени Шань Лао Вая. А точнее, очередное его провинциальное представительство. Сам Театр находился в столице Поднебесной — Пекине и славился на всю Китайскую Народную Республику, от Южных Побережий до хребтов Тибета и границ с северными медвежлобными соседями.

Как уже было замечено, дело было после культурной революции. Старую культуру загнивающих мандаринов-феодалов молодые энтузиасты снесли, растоптали, сожгли и перевешали, и, согласно заветам Вождя Мао, следовало приступать к постройке новой, совершенной культуры, Новой Культуры Китайской Народной рабоче-крестьянской Республики. Посему на внеочередном заседании Китайского Народного Комитета по делам Культуры и Молодёжной Политики, было принято решение о необходимости культурного просвещения и ликвидации безграмотности. Члены Комитета посовещались и оба пришли к единому мнению: для успешного выполнения второго пункта в каждую провинцию отправить по взводу солдат Народной Добровольческой Армии по ликвидации безграмотности, а для первого — решили в каждой провинции рядом чугунолитейными фабриками построить по театру. И наглядно, и дешево, и массово.

Что до той провинции, то директором тамошнего Открытого Театра назначили товарища Дзинь Ляо, большого знатока искусства управления финансовыми потоками, что в делах театральных — наиважнейшее качество. Надо сказать, что дело это было прибыльное и востребованное: дабы усилить тягу к высокому искусству у народонаселения Отряды по борьбе с безграмотностью переформировали в Отряды по борьбе с бескультурьем, отобрали винтовки, выдали дубинки и отправили патрулировать улицы, дабы отлавливать уклоняющихся от посещения Театров, да отправлять в Китайские Народные Дренажные Войска, или говоря по-простому, в ассенизационные бригады. Так что выбора особого у горожан не было — хочешь не хочешь, а в Театр ходи. Ладно, если в своей провинции есть, тогда проще, а если нет — поезжай в соседнюю. Всё это Дзинь Ляо знал более чем преотлично.

Разместился Театр в какой-то утлой полуразрушенной лачуге, безвозмездно завещанной престарелым аптекарем Искусству. Вывеску сняли, иероглифы как могли переправили, так что издалека и не поймёшь: аптека это или нет (народ первое время путался, ходил). Набрал Ляо труппу из Добровольной Пенсионерской Бригады, навешал по городку афиш с именами артистов из центрального пекинского отделения, да и стал ждать. А пока готовились к первому театральному сезону, решил он заодно и капитальный ремонт сделать, и пристройку этажа на два-три, гараж для саней с трактором, да постоялый двор — чтоб зрителям из соседних провинций на улице не ночевать, да за постой не переплачивать.

Сказано — сделано. Заказал Дзинь Ляо у Архитектора из Пекина план перестройки лачуги в Театральный Комплекс, завёз досок и пакли, и заставил первых зрителей по собственному желанию в перерывах между представлениями дырки в стенах законопачивать, да полы перестилать. Чтобы ремонт оправдать, цены на билеты подняли заранее, еще до открытия, но и тут без хитроумной выдумки не обошлось: удобства ради решил Ляо вместо билетов сразу годовые абонементы продавать, в рассрочку. Хочешь — сразу всю сумму вноси, хочешь — по частям. По абонементу надо талоны получать — на представление. Кассу разместили в сторожке, а типографию, где талоны печатали, в старой конюшне, на другом конце города. А чтоб зрители представления не пропускали, да процесс культуризации себе не коверкали, решил Ляо и вовсе их из Театра не выпускать. Пускай себе живут между представлениями внутри, чего им еще делать-то? Так и началась в Китайском Открытом Театре самая настоящая театральная жизнь.

Бродят зрители в четырёх стенах, из угла в угол, грустные, печальные. Вроде никто насильно не держит, иди куда хочешь. Ан, нет: выйдешь на улицу, абонемент на театральный сезон просрочишь или потеряешь, а тут тебя — хлоп! — и в Китайские Народные Дренажные Войска... А тут, в Театре, какая-никакая, а Культура. Личностное развитие. Вот и слоняются они, неприкаянные, от звонка до звонка, от скуки сами не свои.

Долго так продолжаться не могло, ибо товарищ Дзинь Ляо свою должность занимал совсем не напрасно. Чтобы зрители в коридоре времени даром не теряли и от скуки свой дух в упадок не приводили, распорядился товарищ Дзинь Ляо по коридору бюстов да портретов разных понаставить. Товарищ Мао с товарищем Линем Бяо, стяги, знамёна и Проект пекинского Архитектора в золочёной рамке с пояснением: "Так будет!". Дуть из щелей стало меньше.

Вдобавок, первым же внеочередным заседанием правления Открытого Театра было решено создать профсоюзную организацию зрителей, и предписать нарушителям внутреннего распорядка и дисциплины различные меры дисциплинарного воздействия: земляные работы, штрафы, выговоры перед строем... Кроме спектаклей да походов в коридорный Музей, предусматривались еще субботники и воробьятники. Раза по три на неделе. Праздничные военизированные парады, пробеги в мешках и на ходулях в поддержку голодающих и обездоленных, "день ловли потенциальных театралов" и конкурсы на лучшее стихотворение об очередном съезде Коммунистической Партии Китая.

Но товарищу Дзинь Ляо этого мало. Надо еще большую пользу причинить. И Театру, и зрителям. А что надо чтобы народ жил счастливо? Естественно разумные и справедливые Правила. Начал Дзинь Ляо новые правила выдумывать, да в антрактах зрителям объявлять. Что ни день, то торжество разума и справедливости: потерял товарищ зритель номерок из гардероба — плати юань. После третьего звонка зашел — тоже юань. Чихнул возле сцены — юань. На кресле обивку помял — юань. Талон получить — юань. Представление пропустил — три юаня, а то и все пять — в зависимости от стажа актеров. А тут еще строительство третьего этажа. Расходы непредвиденные. Пришлось цены повысить.

Ворчат зрители, да делать нечего, платят. А товарищ Ляо пуще прежнего усилия прикладывает, в жизнь решение Комитета по Культуре претворяет. Прямо себя не щадит на работе, а на стенах надписи обидные появляются: народ-то тёмный, непонятливый. Как уж тут без разъяснительных бесед?

— Вы меня уважать должны, товарищи! — говорит он им как-то раз.

Ну, они его и спрашивают:

— А за что?

— А за то, — говорит, — что вы мне все должны, а я терплю и платить разрешаю в рассрочку.

Подивились зрители мудрости товарища Дзинь Ляо и разошлись по своим местам. Но, надо сказать, надписей с того дня поубавилось. Да и писать-то, в общем, было не на чем: забор вокруг Театра разобрали — третий этаж строить, в туалете с кабинок дверцы кто-то снял. Стены неудобные, покосившиеся, да в полутьме что написано-то и не разберешь толком: слово это обидное или объявление администрации. В общем, тьму и заговор Дзинь Ляо давил в самом зародыше. Кого в другой театр оправлял, кого абонемента лишал. Но все претензии внимательно выслушивал, потому как Театр — дело для Народа. И буфет, и вешалка. Другое дело, если Комиссия из Пекина приедет. Тут всех из буфета выгоняют и дорогих пекинских гостей рисовой водкой весь день потчуют. А зритель — он и голодный походить может. На пустой желудок культура усваивается лучше.

Меж тем, обитал в Театре один никчемушный зрителишка, без осьминога в голове. Четыре сезона протерпел — всё от Дренажных Войск прятался, да не вытерпел. Стащил в Народном Буфете стопку салфеток, и написал на них всё, что о Театре и о товарище Дзинь Ляо думал. Написал, и рукопись в окошко тайком на улицу выбросил — чтоб люди читали и думали, есть им нужда в такой Театр ходить или нет.