Дети, маленькие и злые, щурятся, смеясь и обнажая неровные молочные зубы. Они убивают свои мягкие, податливые души, наблюдая за двумя пьяными неуклюже дерущимися бродягами.

Он (дряхлый немощный ангел в измождённой оболочке пьяного попрошайки) горько плачет от беспомощности, сидя на заплёванном бордюре, отмывая едкими слезами наш мир, измазанный кровью и желчью.

Все подворотни, расстрелянные комками использованных презервативов. Высотки железобетонных склепов, крематории, конвейерные цеха родильных отделений, прибежища больных проказой и спидом. Продавцов и покупателей. Всех увечных и увечащих, всех добровольно равнодушных, ослепших, заблудившихся в своём ожесточённом черно-тягучем, словно омертвляющая патока, невежестве.

А я, размеренно и сильно, вбиваю в его спину и плечи ржавые гвозди истин, набивших оскому. Циничные, жестокие, остро отточенные, тяжеловесные слова, вонзающиеся в податливую, рыхлую массу сердца. Упиваясь своей просвещенной жестокостью, полагая, что только я способен сделать этот мир лучше.