Судьба... Как будто кто-то судит.
И присужденье третьих премий
навряд ли голову остудит
и поубавит озарений.
Пространство школьных коридоров
он мог бы променять на прерии
и блеск тяжелых луидоров,
а позже на доверие
князей и королей,
ведь в жизни каждого, ей-ей,
есть этот шанс:
сесть рано утром в дилижанс
и укатить, куда глаза...
Но "Муравей и стрекоза"
они читали в этот год.
Он объяснял, что все придет
и к муравью, и к стрекозе,
если раз выбранной стезе
не изменять. Не изменил.
И та, которую любил,
однажды канула в апрель.
В тот день они с 9"А"
читали Гоголя. "Шинель".
Судьба. Точнее, не судьба.
И в стопки разложив тетради
под подоконник у стола
он думал, что она ушла
чего... или кого-то ради.
И без конца пил чай с лимоном
и детям мысли исправлял:
там правил бал дух Покемона,
но шанс тот шанс существовал.
Судьба... Как будто кто-то судит
и приговаривает к сроку.
Не Бог, не ангелы, не люди...
Одно всевидящее Око.
Года сожрало одиночество.
Он не завел себе собаки,
и неуместным стало отчество,
и метким прозвище "Акакий".
И утром, на крыльце у школы,
смотря в фарфоровое небо,
он невесомый и тяжелый
мгновенье был. Мгновенье не был.
Фуга смерти
Сумрачно. Сумчатые сучат лапками,
Прислушиваются к сучкам сломанным,
С ужасом, выношенным в сумках, судорожно,
Слушают фугу смерти.
В сутолоке с умностью на лице тапками
Суживаю пространство, скомканным
Шагом. Муторно и тошно муторошно
Вслушиваться в фугу смерти.
Пуще пущего зарываюсь в подушку
Вылущенный, как орех, выпущенный ли,
Выброшенный... Обнимаю тебя, подругу,
И шепчу тебе в самое ушко:
"Слышишь... фугу?"
Чу... солнце заштукатурено тучами,
Ветер гудит и бубнит гулко.
Что же ты, душа моя невезучая,
Выбралась не вовремя на прогулку?
В трубах пусто. Пусто и холодно. Кутаюсь,
Напиваюсь, снова кутаюсь, напеваю
Фугу смерти.
|