Надоело аскать... Давай, я посижу рядом с тобой, подышим пылью... будем отражать возмущенный блеск пустых глазниц ненужных прохожих и... поговорим?

Я выплевываю неестественное (черт-побери-черррт-побери-мне-самой-противно), хи-хи, в твои уставшие глаза и прижимаю колени к груди...

Наверное, от меня перегаром... ах, я еще только не извинялась — разве тебе привыкать?

Мне безумно хочется тебя поцеловать... но я знаю — сейчас мне все равно с кем... посмотрим на эти губы завтра.

Проходит минута — олимпийское спокойствие. Сижу. Смотрю. Молчишь. Пьешь. Усталость. В каждом. Взгляде. В каждом всплеске света одно и то же, потому звон двух горьких шоколадных монеток сливается в нудный стон...

Твое-имя-на-моих-губах...

Равнодушно-невкусно-безнадежно...

Бесконечно, потому что мы опоздали к началу...

Я покусываю каждую букву, мечтая о шрамах, понимая, что ты слышишь, но не веришь... а чей-нибудь язык и пара одинаковых скучных глаз лениво переставит буквы завтра, сменив некоторые — так привычней...

Сколько тебе? Тридцать четыре?

Смешно... нет, не много — просто смешно...

Скажи, хочешь я буду куклой?

Пппосмотри на меня... лохматая... вот, вот — какие-то листочки... валялась на траве, помню... стряхни с меня...

Коленка разбита... у меня носки разные... посмотри-посмотри-посмотри, да не просто сиди с открытыми глазами — смотри... тебе все равно, с кем, да?

И рот не закрывается... трам-пам-пам...

Хочешь куклу?

Я знаю, тебе понравится... буду молчать и улыбаться... одену зеленое платье... и в волосы заплету ленты... хочешь, хочешь?...

Ты же все знаешь, скажи... твою мать, ты должен знать, скажи мне — хочешь?

Я — не знаю... а тебе — тридцать четыре...

А глаза у тебя усталые-усталые...

Забавно...

Хочется покормить тебя... едва допрыгнув, вцепившись кончиками пальцев, стащить со шкафа колючее оранжевое одеяло, швырнуть его на диван... сползти на пол, обнять грязного плюшевого медведя и подпевать шепоту ветра... задыхаться, пытаясь дышать в твоем ритме... сбиваться тихим смехом, боясь разбудить тебя... смотреть до утра на твою сонную улыбку... запомнив, как она выглядит за пятнадцать минут — на всю жизнь, чтобы потом нарисовать ее на внутренней стороне век и отксерить во сне — какой глупый сон...

Но я не скажу этого тебе...

Глупые мысли согревают...

Сгорают ворохом рыжих листьев, ненужной, и потому несбывшейся мечтой о вечном лете...

А ты совсем замерз...

Я хочу тебя обнять, но боюсь пошевелиться... я хочу сказать, чего хочу, но губы заодно с наивно дрожащими пальцами...

Я боюсь, что ты неправильно поймешь... вечности на обьяснения и оправдания у меня нет...

Ты, кажется, до того циничен, что веришь в любовь...

Кому здесь тридцать четыре?