Rambler's Top100
 


Уж по крайней мере в каждой второй советской семье был сборник сказок Карела Чапека. Именно поэтому никому из нас и в голову не придет теперь в него заглядывать. Еще бы — ну какой резон копаться в этой издаваемой в СССР пыли, когда сейчас книжный рынок просто ломится от интереснейших новинок и литературных открытий. Однако если мы все же в старого доброго Карела Чапека заглянем — там попадается нам кое-что очень даже достойное... Ну как минимум тремя его сказками (из прочитанных трех же :)) я хотела бы с вами поделиться.

Начнем с той сказки, размышления по поводу которой не займут много времени, да и вообще комментарии тут не особо понадобятся. Простая, извечная тема — "хорошо там, где нас нет". И один из ее аспектов — "в Америке (и прочих заграницах) живется лучше, чем у нас".*

В начале сказки мы узнаем, что птицы разговаривают человеческим языком только рано утром, при восходе солнца, когда мы еще спим. Потом подслушиваем несколько птичьих разговоров, которые заставляют нас кое о чем немножко подумать...



Карел Чапек. Птичья сказка

Конечно, дети, вы не можете знать, о чем говорят птицы. Они разговаривают человеческим языком только рано утром, при восходе солнца, когда вы еще спите. Позже, днем, им уже не до разговоров: только поспевай — здесь клюнуть зернышко, тут откопать земляного червячка, там поймать мушку в воздухе. Птичий папаша просто крылья себе отмахает; а мамаша дома за детьми ухаживает. Вот почему птицы разговаривают только рано утром, открывая у себя в гнезде окна, выкладывая перинки для проветривания и готовя завтрак.

— ...брым утром, — кричит из своего гнезда на сосне черный дрозд, обращаясь к соседу-воробью, который живет в водосточной трубе. — Уж пора.

— Чик, чик, чирик, — отвечает тот. — Пора лететь, мошек ловить, чтобы было что есть, да?

— Верно, верно, — ворчит голубь на крыше. — Просто беда, братец. Мало зерен, мало зерен.

— Так, так, — подтверждает воробей, вылезая из-под одеяла. — А все автомобили, знаешь? Пока ездили на лошадях, всюду было зерно, — а теперь? А теперь автомобиль пролетел — на дороге ничего. Нет, нет, нет!

— Только вонь, только вонь, — воркует голубь. — Поганая жизнь, брр! Придется, видно, закрывать лавочку. Кружишь-кружишь, воркуешь-воркуешь, а что за весь труд выручил? Горстки зерна не наберешь. Прямо страх!

— А ты думаешь, воробьям лучше? — сердито топорщится воробей. — По совести сказать, кабы не семья, я бы отсюда — фю-ить!

— Как твой родич из Дейвице? — отзывается невидный в гуще ветвей крапивник.

— Из Дейвице?.. — переспросил воробей. — Там у меня знакомый есть, Филиппом зовут.

— Это не тот, — сказал крапивник. — Того, что улетел, звали Пепик. Такой взъерошенный был воробышек, вечно немытый-нечесаный; и целый день ругался: в Дейвице, мол, скука смертная... Другие птицы зимовать на юг улетают, на Ривьеру или в Египет: скворцы, например, аисты, ласточки, соловьи. Только воробей всю жизнь в Дейвице торчит. "Я этого так не оставлю, — покрикивал воробей по имени Пепик. — Если может лететь в Египет какая-нибудь ласточка, что на уголке живет, почему бы и мне, милые, не полететь? Так и знайте, обязательно полечу, только вот упакую свою зубную щетку, ночную рубашку да ракетку с мячами, чтобы там в теннис играть. Увидите, как я всех в теннис обставлю. Я ведь ловок, хитер: буду делать вид, будто кидаю мяч, а вместо мяча сам полечу и, если меня трахнут ракеткой, я от них упорхну либо убегу — прочь! прочь! прочь! А как только всех обыграю, куплю Вальдштейнский дворец и устрою там на крыше себе гнездо, да не из обыкновенной соломы, а из рисовой и из майорана, дягиля, морской травы, конского волоса и беличьих хвостов. Вот как!" Так рассуждал этот воробышек и каждое утро подымал шум, что сыт этими самыми Дейвице по горло и непременно полетит на Ривьеру.

— И полетел? — спросил черный дрозд на сосне.

— Полетел, — продолжал в чаще ветвей крапивник. — В один прекрасный день ни свет ни заря — пустился на юг. А только воробьи никогда на юг не улетают и не знают туда дороги. И у этого воробья, Пепика, то ли крылья коротки оказались, то ли геллеров не хватило, чтобы переночевать в трактире; воробьи, понимаете, спокон веков — пролетарии: целый день знай взад и вперед пролетают. Короче говоря, воробей Пепик долетел только до Кардашовой Ржечице, а дальше не мог: ни гроша в кармане. И уж тому был радехонек, что воробьиный староста в Кардашовой Ржечице сказал ему по-приятельски: "Эх, ты, бездельник, шатун никчемный. Думаешь, у нас в Кардашовой Ржечице на каждого голодранца, бродяжки-подмастерья, сезонника, а то и беглого вдоволь конских яблок да катышков приготовлено? Коли хочешь, чтоб тебе позволили остановиться в Кардашовой Ржечице, не смей клевать ни на площади, ни перед трактиром, ни на шоссе, как мы, здешние старожилы, а только за гумнами. А для устройства жилья выделяется тебе из казенных запасов клок соломы в сарае под номером пятьдесят семь. Теперь подпиши вот это заявление о прописке и убирайся, чтоб я тебя больше не видел". Так получилось, что воробей Пепик из Дейвице, вместо того чтоб лететь на Ривьеру, остался в Кардашовой Ржечице.

— Он и теперь там? — спросил голубь.

— И теперь, — ответил крапивник. — У меня там тетя живет, и она мне про него рассказывала. Он смеется над тамошними воробьями, галдит: дескать, смертная тоска быть воробьем в Кардашовой Ржечице; ни трамвая там, как в Дейвице, ни автомобилей, ни стадионов "Славия" и "Спарта", — ну ничегошеньки. Сам он не собирается всю жизнь торчать в Кардашовой Ржечице: его, мол, приглашают на Ривьеру, и он только ждет, когда из Дейвице деньги придут**. И столько наговорил им всякого о Дейвице и Ривьере, что и кардашово-ржечицкие воробьи поверили: в другом месте лучше — и перестали клевать, а только чирикают, галдят, ропщут, как все воробьи на свете. Твердят: "Всюду лучше, чем, чем, чем у нас!"

— Да! — отозвалась синица из кизилового куста. — Странные бывают птицы. Здесь, возле Колина, в таком плодородном крае, жила одна ласточка. И прочла она в газетах, что у нас все очень плохо, а вот в Америке, милые, такие хитрюги: до всего доходят, знают, что к чему! И забрала эта ласточка себе в голову: надо, дескать, во что бы то ни стало на эту Америку посмотреть. Ну, и поехала.

— Как? — прервал крапивник.

— Не знаю, — ответила синица. — Скорей всего на пароходе. А то на самолете. Может, пристроила гнездо к дну самолета или каютку с окошком, чтоб можно было голову высунуть, а захочется — так и плюнуть. Словом, через год вернулась и говорит, что была в Америке, и там все не так, как у нас. Даже и сравнить нельзя — куда там! Такой прогресс. Например, никаких жаворонков нету, а дома такие высокие, что если б воробей на крыше гнездо себе свил и из того гнезда выпало бы яичко, так оно падало бы так долго, что по дороге из него вылупился бы воробышек, и вырос бы, и женился бы, и народил бы кучу детей, и состарился бы, и умер бы в преклонном возрасте, так что на тротуар, вместо воробьиного яйца, упал бы старый мертвый воробей. Вот какие там дома высокие. И еще говорила ласточка, что в Америке все строят из бетона, и она тоже так строить научилась; пускай, мол, другие ласточки прилетают смотреть; она им покажет, как строить ласточкино гнездо из бетона, а не прямо из грязи, как они, глупые, до сих пор делали. И вот пожалуйста! Слетелись ласточки отовсюду: из Мнихова Градиште, из Чаславы, из Пршелоуче, из Чешского Брода и Нимбурка, даже из Соботки и Челаковице. Столько собралось ласточек, что пришлось натянуть для них семнадцать тысяч триста сорок девять метров телефонных и телеграфных проводов, чтоб им было на чем сидеть. И когда они все собрались, сказала американская ласточка: "Вот послушайте, парни и девушки, как в Америке строят дома и гнезда из бетона. Сперва надо натаскать кучку цемента. Потом — кучку песку. Потом налить туда воды; и получится каша такая; из этой-то каши и строится настоящее современное гнездо. А если нет цемента, смешайте песок с известью. Тогда получится каша из извести с песком. Только известь должна быть гашеная. Я сейчас вам покажу, как гасят известь. Сказала и — порх-порх! — полетела на стройку, где работали каменщики, за негашеной известью. Взяла кусочек извести в клювик и — поррх! — уже летит обратно. А в клювике-то влажно — и давай известь у ней в роточке гаситься, и шипеть, и жечь. Испугалась ласточка, выпустила известь и кричит: "Вот смотрите, как надо гасить известь. Ой-ой, как жжется! Ой, батюшки, как щиплет! Ой, караул! Ей-ей, так и палит, ох-ох-ох, а-ля-ля-ля, о чтоб тебе, с нами крестная... о ч— черт, фу ты, святые угодники, ой-ей, ах-их, душа из тела вон, боже мой, уф, мать пресвятая богородица, разрази его, о горюшко, мама, ой беда, эх-эх, милые, брр, этакая дьявольщина, уй-юй, чтоб ему, ох-хо-хо, ай-ай, окаянство!" Вот как гасят известь! Остальные ласточки, слыша ее горькие жалобы и стоны, не стали ждать, что будет дальше, а, тряхнув хвостиками, полетели по домам. "Славное было бы дело, если б мы так обожгли себе клюв", — подумали они. Поэтому ласточки до сих пор строят свои гнезда из грязи, а не из бетона, как их учила подруга, побывавшая в Америке... Но ничего не поделаешь, милые, мне надо лететь за провизией!

— Кумушка синица, — откликнулась дроздиха, — раз уж вы летите на базар, купите мне там, пожалуйста, кило дождевых червей, только хороших, длинных. А то мне сегодня некогда: надо учить детей летать.

— С удовольствием, соседка, — ответила синица. — Знаю, золотая моя, как это трудно — научить детей летать по-настоящему.

— А знаете, — спросил скворец на березе, — кто научил нас, птиц, летать? Я вам расскажу. Мне карлштейнский ворон говорил, который сюда прошлый раз, в большие морозы, прилетал. Этому ворону самому сто лет, да слышал он это от своего деда, которому сказал об этом прадед, а тот узнал про это от прадеда своей бабушки с материнской стороны. Так что это — святая истина. Так вот, бывает иногда, вдруг — ночью звезда упадет. Да иной раз падающая звезда эта — и не звезда совсем, а золотое ангельское яйцо. И, падая с неба, воспламеняется оно в своем падении и как жар горит. Это святая истина, потому что мне это карлштейнский ворон рассказал. А люди ангельские яйца эти как-то иначе называют, — не то метры, не то монтеры, менторы либо моторы — как-то так вот!

— Метеоры, — сказал дрозд.

— Да, да, — согласился скворец. — Тогда птицы еще не умели летать, а бегали по земле, как куры. И, видя, как такое ангельское яйцо с неба падает, думали: хорошо бы его высидеть и посмотреть, какой из него вылупится птенец. Это сущая правда, потому, что так тот ворон рассказывал. Раз они за ужином об этом толковали, — вдруг совсем рядом, за лесом — бац! — упало с неба золотое, лучезарное яйцо, так что даже свист слышно было. Все сразу туда кинулись, — аист впереди, потому что у него самые длинные ноги. Нашел он золотое яйцо, взял его в лапу; а оно от падения еще страшно горячее было, так что аист обе лапки себе обжег, но все-таки принес это раскаленное яичко к птицам. Потом сразу шлеп-шлеп по воде, чтобы обожженные лапки остудить. Оттого с тех пор аисты по воде бродят, чтоб коготки остуживать. Вот что мне ворон рассказал.

— А дальше что? — спросил крапивник.

— Потом, — продолжал скворец, — приковыляла дикая гусыня — хотела на это яйцо сесть. Но оно еще жглось; она обожгла себе брюшко — и скорей плюх в пруд, чтобы его охладить. Оттого гуси до сих пор плавают на брюшке по воде. После этого все птицы стали одна за другой ангельское яйцо высиживать.

— И крапивник тоже? — спросил крапивник.

— Тоже, — ответил скворец. — Все птицы на свете это яйцо высиживали. Только когда дошла очередь до курицы и позвали ее, она ответила: "Как? Как? Куда, куда так? Когда же клевать? Кто себе враг? Какой дурак?" И не пошла высиживать ангельское яйцо. А когда все птицы по очереди на том яйце отсидели, вылупился из него божий ангел. Но, вылупившись, не стал ни клевать, ни пищать, как другие птицы, а полетел прямо к небу, возглашая аллилуйю и осанну. Потом сказал: "Чем мне отблагодарить вас, милые птички, за вашу ласку, что вы меня высидели? С этих пор будете вы летать, как ангелы. Смотрите: надо вот так взмахнуть крыльями и — готово, полетели! Итак, внимание: раз, два, три!" Не успел он сказать "...три", как все птицы начали летать и летают до сих пор. Только курица не умеет, потому что не хотела высиживать ангельское яйцо. И все это — святая правда, потому, что так рассказал карлштейнский ворон.

— Итак, внимание! — сказал дрозд. — Раз, два, три!

Тут все птицы тряхнули хвостиком, взмахнули крыльями и полетели каждая за своей песней и своим пропитанием, как научил их ангел божий.


Текст — http://www.lib.ru

* Уважаемые друзья "оттуда" и им сочувствующие! Здесь никаких намеков, т.е. nothing personal, без каких-либо задних мыслей, по-вашему выражаясь, just for fun.

** Кстати, ну не по мотивам ли этого Пепика был создан легендарный попугай Кеша из нашего с вами мультипликационного детства? Выходит, не только Карлсон, но и любимый нами Кеша имел свой исторический прототип! Куда не ткнись, сплошные аллюзии и взаимосвязи, хоть и не особо хочется их видеть, но они прямо бросаются в глаза...

КиноКадр | Баннермейкер | «Переписка» | «Вечность» | wallpaper

Designed by CAG'2001-06
CP 2006
©opyright by Сон Разума 1999-2003.
All rights reserved.
обновлено 29/10/2006
отписать материалец Мулю
  SpyLOG
За материалы сервера администрация сервера ответственности не несёт, любые преднамеренные или непреднамеренные аналогии с реально существующими людьми по поводу написанного здесь должно признать коллективным бредом автора и читателя, за что считать их обоих организованной группировкой с насильственным отбыванием принудительного лечения в психиатрическом заведении по месту жительства.
Все материалы являются собственностью их авторов, любая перепечатка или иное использование разрешается только после письменного уведомления. Любое коммерческое использование - только с разрешения автора.