Две тысячи мохнадцатый год от рождения последнего мессии.

Шунты в голове, провода, импланты, безнадёга и пофигизм... Обречённость этого мира и трансконтинентальные корпорации. Фигня все это. Не слышу я звона бьющихся стёкол. Здесь уже просто нечему биться. Каждый нашел себе занятие по душе. Или по способностям и карману. Жизнь штука живучая. Не может она загнить, она может лишь переродиться. Все тогда, помню, кричали, что дескать нельзя давать бразды правления компьютерам, общество умрёт, как гибкая структура и прочее, прочее... А общество ничуть не изменилось. И ни СПИД, ни синдром нервного истощения с генетическим расизмом, ни электромагнитный смог, ничего, по сути, не изменили.

Новые технологии, на которые так многие надеялись, никого не накормили, никого не согрели и никому не вернули смысл жизни. Так, только видимость одна. Как бы нам не хотелось, и как бы мы там не старались, мир в пропасть так и не начал катиться. Все довольны. Особенно крысы — жратвы много. Отходы белкового синтеза.

Мой бывший сосед тоже доволен, аж светится: клонировал себе подружку. Для пущей совместимости — из своих же генов... Так что, если подумать, то получается, что спит он сам с собой.

И я тоже доволен. Только у меня радость другая: в мой сектор переехали какие-то богатеи (говорят из метрополии, с Проектов). Каждый день мимо ходят с пустыми лицами, мелочь кидают и совершенно никого не узнают. Как будто память у них только на один день. Хотя, плевать. Не моё это дело.

Моё дело маленькое — посидеть у входа в отель, насобирать необходимую сумму и — к Нему. Это в паре кварталов отсюда. С моей барахлящей ногой это трудная прогулка. Конечно, есть и ближе, но у него — всегда всё самое свежее. И вообще, Он — это всегда Он. Всегда на одном и том же месте. И совершенно не боится Полиции. Они ведь тоже у него покупают.